Когда ТЧ открыл дверь в комнату Рифмоплета, тот уже стоял на стуле. На его шее была веревка, привязанная к люстре.
– Пожалуйста, не мешайте мне, – попросил он. – Иногда нужно, как по телевизору, «просто сделать это».
Собравшиеся внимали.
– Я анонимный поэт-алкоголик, – продолжил Рифмоплет, – у меня рак бессонницы.
ТЧ поудобнее перехватил за спиной нож, который он взял со стола в зале.
– Когда стихотворение жизни рассказано, – продолжил поэт, – надо лишь подобрать одну последнюю рифму. Как ключ в венке сонетов. Подвести черту.
Принцу в голову пришла неожиданная идея. Он полез в свою сумку и достал флакончик с жидким временем, который ему подарила горбунья в «Лос Дос».
Мальчик демонстративно покрутил его в руках, посмотрел на просвет, потом отвинтил колпачок и понюхал. – М-м-м… Волшебный букет!
– Что это? – спросил Рифмоплет. Под глазами у него затаились темные круги.
– Жидкое время. – ТЧ причмокнул с видом знатока. – Сам таким баловался раньше. Сладкая штука. Сахарная пудра по сравнению с ней просто соль.
– Здесь концентрат счастливейшего времени в судьбе одной молодой особы, – сообщил Принц. – День ее свадьбы.
– Если это не поможет, то не стоило и пытаться, – подытожила Олакрез.
– Уговорили. Давайте, – согласился поэт. Он выхватил пузырек из рук Принца и выпил залпом, как одеколон.
В воздух, словно детский смех, прыснул солнечный, весенний аромат. Все зашмыгали носами. Комната словно налилась красками, а Олакрез даже зажмурилась. Каждый, кроме поэта, немного пожалел, что не выпил пузырек сам.
А Рифмоплета то сплетало, то расплетало в пароксизме запредельного блаженства. Его бледное изможденное лицо искажала то гримаса ужаса, то беззвучный вопль тотального восхищения, словно ему ввели комбинированную вакцину от скуки.
Это блестящее лезвие бритвы, которое разделило мир пополам! Он бежал по нему босыми ногами, как по утренней серебряной росе. Тонкий, сверкающий аркан жидкого времени как на водных лыжах нес его над гранью добра и зла, и поэт летел: одна нога здесь, другая там, в ужасе даже не помышляя остановиться.
Но наконец, гребень волны миновал. Медленно, как лепесток розы из окна, с головы поэта упал серебряный волос. По его щеке прокатилась крупная слеза. Рифмоплет посмотрел на людей сквозь слезную дымку, словно из окна тронувшегося поезда: отрешенно, отчаянно, окончательно.
– Неужели не сладко?! – вскричала Олакрез.
– Еще как, – с неизбывной тоской в голосе отозвался Рифмоплет. – Жизнь, стремительная, как смерть. Красота, неумолимая как вечность. Я бы не смог передать это стихами, я бы не смог… Даже если бы прожил еще десять жизней.
В комнате, как веревка, свисающая с люстры, повисла безжизненная тишина.
– Уходите, – сказал, наконец, поэт. – Оставьте меня все.
– Будете вешаться? – резюмировала Олакрез.
Рифмоплет кивнул, – Непременно.
– Но почему? – изумился Принц.
– Поэт – ничто без своей бессонницы, – покачал головой Рифмоплет.